Под сурдинку

…И стало беспощадно ясно:
Жизнь прошумела и ушла.

А.Блок

*

Как угрожает карой вечной
безумный бог, что вновь не рад,
так укрывает ранний вечер
в тиши печальный виноград.

В кругу теней молчащих, строгих
приходит черная беда –
час подведения итогов,
раскаяния и стыда.

Где зелень листьев утром ранним,
где грозди сладостной налив? –
Ах, труд мой был пустым стараньем
мечтаний сладостных моих.

Где приютить огонь сердечный,
укрыть надежду, что темна?
- Вдали метут метели вечно,
и ждет во мраке, ждет – Она!

*

Любви и радости долины
узнал я, странствуя в пути,
меня влечет теперь в темнины,
мне в гибель страшную идти.

Дрожу я в огненном терзанье
подобно тайному лучу,
где сам – ищу я и не знаю,
где сам – я гасну и молчу.

А где стволов старинных проседь
играет светом на коре,
простить далекий голос просит
раскаянный невольный грех.

То в муке вырваться из плена,
из вековечной пустоты,
в лесу звенит душа Верлена:
«Что с юностью наделал ты!»

*

Назад, сквозь сны я взгляд впиваю,
ищу, не нахожу нигде –
встает неутоленный, тает
передо мной ушедший день.

И кто-то шепчет как молитву:
зачем так мед и не испит,
зачем печальна Афродита
и брошен наземь крепкий щит?

Не потому ли в час неровен
тебе звучал победный гимн,
лихой боец, монах суровый,
своей невинностью томим.

И вот теперь разлука злая
в печали держит потому,
что знал ты – в Свет тебя звала я,
а ты не внял и выбрал Тьму.

*

Живя во тьме скупой, жестокой
изведал жизнь я без прикрас,
и тихо повторяют строки
о неком Люне свой рассказ.

Мой стяг оставлен, брошен наземь
и нищетою осквернен,
а гордость сил моих ненастных
обмана славы не вернет.

И вот, потупив взгляд, в котором
когда-то свет восхода был,
с последним жаром разговора
шепчу я пламенно мольбы:

Царевна в башне - там, за льдами,
свой зов пошли ко мне скорей,
уж лист последний облетает
с моих скупых сухих ветвей.

Под сурдинка

...И стало беспощадно ясно
жизнь прошумела и ушла.
А. Блок

*

Като безумната закана
на Бог злопаметен, злорад,
крила отпуща вечер ранна
над моя скръбен виноград.

Пристъпят мълком сенки строги
и с тях пристъпя странно сам
часът на черните итоги -
на разкаяние и срам...

Де мойта свежа, росна зелен,
де грозда, в късен зной налян? -
Ах, моят труд бе труд безцелен
и блян безплоден - моят блян!

И де сега сърце да скрия,
де сетен плам да приютя?
- Далече тътне лиха сприя
и дебне в мрака, дебне - Тя!...

*

Изминал пътя през лъките
на Любовта и Радостта,
незнайна власт ме в мрак покити,
аз бродя в гибелни места.

Аз тръпна в огнена замая
като прокудена лъча,
къде съм - диря и не зная,
къде съм - гасна и мълча.

А през запречените стволи
из безприютни глъбини
залутан стон за милост моли
и в неповолен грях вини.

То сякаш горко запленена,
далече в глъхналия лес,
звъни душата на Verlain'a:
"dis qu'as-tu fais de ta jeunesse!"

*

Назад, през сънища стъмени,
аз впивам взор неутолен -
неутолен и блед пред мене
въстава моя минал ден.

И нечий глас през сълзи пита:
защо меда е неизпит,
защо е скръбна Афродита,
а в прах покитен твоя щит?

Нима затуй над теб звучаха
тръби на свят и светъл грях
и ти бе ту невинност плаха,
ту лих борец, ту строг монах,

та днес пред самата провала,
да разумееш с горка жал,
че аз в Живота съм те звала,
а ти си сам Смъртта избрал...

*

- Живях в заключени простори,
в неумолима пустота,
и в мойта повест се повтори
на някой Люне повестта.

Скверниха нищи мойто знаме,
враг - мойта девствена земя,
а над мощта и гордостта ми
измамна слава се надсмя.

И ето, свел очи, в които
безумна пропаст се вдълба,
с последен жар в сърце разбито
аз шъпна пламенна молба:

Царице, спях до твойте кули -
прати ми в презнощ вихрен стон,
кат бледен лист да ме отбрули
от моя обезлистен клон.